Представьте следующую картину: на столе друг напротив друга стоят два телеграфных ключа и без участия человека «беседуют» между собой, используя код Морзе. Большинство слушателей этого «диалога» пожимают плечами и проходят мимо, и только один почему-то останавливается и начинает заливисто смеяться...
В чем же секрет? В том, что этот человек понимает азбуку Морзе, а ключи не просто стучат, но разыгрывают между собой классическую эстрадную репризу «Who's on First?» знаменитого американского комедийного дуэта Эббота и Костелло. Подобная идея — переложить комическую сценку в морзянку и поставить на место оригинальных исполнителей телеграфные ключи — пришла в 2003 году американскому скульптору и художнику Карлу Лаутману. Устройство получилось простое и незамысловатое: пара реле, работающих по заданному алгоритму, и все. Правда, в морзянке реприза значительно растягивается во времени относительно оригинала и длится порядка 32,5 минуты. Но терпеливому знатоку кода Морзе скетч может показаться смешным даже в таком изощренном исполнении.
Who's On First? (2003)
Законы звука
Сам Лаутман утверждает, что звук играет одну из важнейших ролей во многих устройствах. Когда он рассказывает о звуке, создается ощущение, что перед нами как минимум мастер по созданию музыкальных инструментов, хотя на деле кинетические скульптуры американца издают разве что ритмичные щелчки. «Звук, — говорит Карл, — это просто еще одно измерение, он создает особую атмосферу вокруг работы». И в самом деле: сначала плоская картина, затем — объемная скульптура, затем — подвижный механизм, и наконец, звучащая машина. Примерно в таком ракурсе видится скульптору развитие современного искусства. Звучащие механизмы Карл Лаутман характеризует выдуманным словом «acoustinetic», «акустинетика». Хорошее словечко, можно брать на вооружение.
5-Way Metronomicon (2003). Система из 5 реле постоянного тока, издающих ритмичные щелчки. Каждое реле работает по своей программе, а итоговая «мелодия» выглядит совершенно бессистемно.
Если вышеописанная машина, воспроизводящая скетч Эббота и Костелло, работает по определенному закону и несет сценическое искусство в массы, то смысл большинства других акустинетических работ Карла Лаутманна не столь явственен. Характерным примером можно назвать 5-Way Metronomicon — расположенные на кубическом основании пять реле постоянного тока, смотрящие в разные стороны (на восток, запад, юг, север и вверх). Реле, замыкаясь, щелкают (одиночными звуками или целыми сериями щелчков) со случайными временными промежутками. Щелкают себе и щелкают, пока уставший зритель не нажмет кнопку выключения, спрятанную под прибором. Самое смешное, что подобное устройство на разных людей может влиять прямо противоположным образом. Кого-то Metronomicon будет успокаивать, как успокаивает порой огонь или прибой, а кого-то — откровенно раздражать своим неритмичным тиканьем.
4-Way Prime Totem (2003). Одно из устройств-тотемов – пластина с установленными через равные промежутки механическими счётчиками. Каждый счётчик отображает какое-либо простое число, счётчик над ним – следующее, и так до самого верха. Каждые пять минут (время варьируемо, можно поставить и промежуток в 5 секунд) один из счётчиков меняет своё простое число на следующее за ним по порядку. Между собой счётчики не синхронизированы: на первый взгляд происходит бессистемная смена достаточно крупных чисел.
Непослушные машины
Свои приборы Карл считает символами машинного непослушания. Предоставим слово самому художнику: «Технологическая мощь XXI века порождает в людях определенное самодовольство. Человеку кажется, что это он умеет перемножать в уме огромные числа, летать по воздуху, опускаться на океанское дно, ворочать многотонные грузы — он, а не построенные им машины. Особенно это заметно в развитых странах, где техника стала неотъемлемой частью жизни. Но если спросить у каждого по отдельности, большинство будет открещиваться от такого подхода, утверждать, что не стоит уделять машинам столь много внимания, что внутренний мир человека гораздо важнее... Конечно, не стоит. Вот только мы щелкаем выключателем, чтобы загорелся свет, заводим автомобиль нажатием на кнопку и не готовы отказываться от этих радостей ради такого эфемерного понятия, как духовный рост.
Безусловно, техника для этого и предназначена: облегчать человеческую участь, при этом не имея собственного лица и характера. Может ли сочетание металлических и пластиковых деталей обладать собственной волей? Нет, конечно.
Вот тут я и ловлю зрителя. Между тем, чего мы ждем от машины, чего мы от нее хотим, и тем, что машина делает на самом деле, есть определенная (и немалая) разница. Я называю эту разницу machine tension, «машинной напряженностью», сокращая порой просто до McTension. Смысл прост: машины, которые я строю, выглядят совершенно обыденно — например, подобно системам стандартных датчиков и реле, а ведут себя совсем не так, как ожидает зритель, потому что в каждой имеется некий элемент непредсказуемости».