Более двухсот лет назад, 4 сентября 1802 года, молодой немецкий учитель Георг Фридрих Гротефенд представил перед Академией наук в Гёттингене доклад, положивший начало расшифровке древнеперсидского клинописного письма.
Французский писатель Раймон Шваб в 1950 году опубликовал книгу , посвященную всплеску интереса к Востоку в Европе XVIII-XIX века. Одно из самых часто цитируемых мест этой книги звучит так: «Мир стал по-настоящему круглым только после 1771 года». В упомянутом 1771 году Абрахам Анкетиль-Дюперрон опубликовал трехтомный перевод «Авесты», священных текстов зороастрийцев, на французском языке. Так европейцы впервые познакомились с религией, находившейся вне иудео-христианской и греко-римской традиции. По мнению Шваба, интеллектуальная карта мира перестала быть наполовину пустой, Восток и Запад наконец-то встретились. Но между Индией и Европой находится огромная часть суши, Передняя Азия, древняя культура, точнее, культуры которой оставались непроницаемы для Запада. И вот 4 сентября 1802 года молодой немецкий учитель по имени Георг-Фридрих Гротефенд направил в адрес Геттингенской академии наук написанную на латыни статью («Предварительный доклад о прочтении и переводе так называемых клинописных надписей из Персеполя»).
С одной стороны, Гротефенд (1775-1853) был наследником мощной критической и аналитической традиции работы с языками и победой он был обязан своим предшественникам. С другой стороны, его работа оказалась революционной: он первый сумел прочесть и перевести клинописный текст. Его усилия дали возможность сотням других ученых заняться древними языками Передней Азии и открыть для Запада не один новый мир, а множество: шумеров, эламцев, аккадцев, ассирийцев и т.д.
Согласно легенде, все началось очень по-немецки — со спора в пивной. Гротефенд, с 1797 года преподававший латынь в одной из геттингенских школ, обсуждал со своими друзьями рисунки, сделанные в 1765 году Карстеном Нибуром в Персеполе, на руинах столицы царя Дария. Нибур, немецкий путешественник и картограф на датской службе, не только привез в Европу архитектурные планы и чертежи, но и скопировал рельефы, а также увиденные в Персеполе клинописные надписи. К счастью для Гротефенда Нибур до отъезда в Азию преподавал в Геттингене, и альма-матер располагала копиями его рисунков. Гротефенд принял вызов кого-то из собеседников в пивной и заявил, что сумеет прочитать персепольские надписи.
В «Предварительном докладе» Гротефенд опирался на умозаключения, по крайней мере, пятерых своих предшественников. Первый из них – Пьетро делла Валле, итальянский аристократ, авантюрист, коллекционер, один из первых европейцев Нового времени, повидавший Вавилон, Ниневию и Персеполь. Делла Валле привез с собой в Рим довольно много образцов клинописи, которые послужили многим и многим исследователям после него. Но, что еще важнее, он показал, что клинопись – это род письменности, и запись велась слева направо: широкий край клина всегда был слева, узкий справа. Далее Гротефенд обратился к наблюдениям Карстена Нибура. Нибур сумел выделить в персепольских надписях три разных письменности, использовавших клинопись. Теперь они известны как древнеперсидская, эламская и аккадская (ассиро-вавилонская). Нибур этого не мог знать и назвал их «классами», пронумеровав их от I до III. Из двух статей датского епископа и видного историка Фридриха Мюнтера, напечатанных в 1798 году, Гротефенд вынес чрезвычайно важные положения. Так, Мюнтер доказал, что скопированная Нибуром надпись состоит из трех записей, сделанных тремя разными способами, вероятнее всего, на трех языках. Класс I – это алфавитное письмо (и датский епископ правильно предположил, что использованный язык – древнеперсидский), класс II – слоговое, класс III – идеографическое. Только в середине XIX века ученые сумели определить языки двух остальных классов. Класс II – эламский, точнее, новоэламский, класс III – аккадский.
Из книги упоминавшегося в начале этой статьи Анкетиля-Дюперрона Гротефенд извлек сведения о звучании древнеперсидских имен. Наконец, в работе другого французского лингвиста – барона Сильвестра де Саси – Гротефенд вычитал стандартный персидский титул «великий царь, царь царей».
Вооруженный этими разрозненными сведениями, Гротефенд приступил к работе. Прежде всего он подтвердил гипотезу епископа Мюнтера об использовании древнеперсидского языка. Гротефенд рассуждал так: раз Персеполь – столица персов, и этот народ покорил половину Передней Азии, то наверняка центральная надпись – главная, сделанная по-персидски, а сбоку от нее расположены переводы на главные языки побежденных народов. Поскольку в центральной части использовалось минимальное количество знаков – около 40, то логично счесть ее алфавитной. Слоговое письмо требует, как правило, большего количества знаков (и действительно, в новоэламской клинописи в ходу было от 120 до 150 символов).
Затем Гротефенд посчитал частоту встречаемости символов, убедился, что восемь попадаются очень часто, и какие-нибудь два непременно есть в каждом слове (деление на слова обнаружил еще Мюнтер, обративший внимание на особый диагональный значок, разделявший короткие группы символов). Вероятнее всего, это – гласные. Далее, ученый сосредоточился на выделении повторямых символов в поисках стандартного титула, выявленного Сильвестром де Саси – «великий царь, царь царей». Так ему удалось найти слово «царь» и обнаружить одну вариацию в последовательности знаков, вероятнее всего означавшую склонение слова «царь» в родительном падеже – «царя».